Верой и правдой - Страница 57

Через несколько мгновений тишину улицу нарушил бешеный стук копыт, быстро удалявшийся в сторону графского дворца. В больших клетках, стоявших на крыше, захлопали крыльями всполошенные поднявшимся шумом ловчие сокола.

– Тихо, ребята! Тихо! – прикрикнул на них Лютар. – Ваше время наступит с приходом солнца, а сейчас спите, пусть пока совы порезвятся.

Проводник благодаря усилиям жреца полностью пришел в себя и сейчас жадно пил подслащенную сахаром воду.

– Ну что, очухался? – спросил у него барон.

– Да, ваша милость, – ответил проводник, отрываясь от глиняной кружки. – Это были оркские совы, ваша милость. Только оркские совы способны охотиться на лету ночью. Эти зеленожопые сами ненормальные, и совы у них тоже ненормальные…

– Ладно, ладно, – прервал барон Винроэль словесный поток потрясенного проводника, – это все неважно. Ты лучше скажи, готов к следующему запуску или нет?

Проводник зябко поежился, вспоминая шок от смертельного совьего удара и пульсирующую в голове мысль несчастной феи «жить, жить, жить!», но служба есть служба. Поэтому он собрался с духом и кивнул:

– Да, ваша милость, готов.

– Вот и ладно, – похвалил его барон. – Отсюда больше не полезем, сейчас переберемся на восточную сторону и попробуем уже оттуда. А ты пока пей водичку-то, собирайся с силами. Будем пробовать до тех пор, пока не получится, понял?

Проводник обреченно кивнул и приложился к кружке. А барон отыскал взглядом пожилого эльфа, ответственного за магическое оснащение, и приказал:

– Готовьте следующую фею.

Эльф на мгновение замялся, но, наученный горьким опытом, промолчал. Впрочем, барон и без его напоминаний прекрасно знал, что каждая фея обходится им в бешеные деньги, но отступать барону было некуда.

– Перемирие! Перемирие! – прокричал Радко, врываясь в лавку подобно пыльному летнему вихрю.

– Что ты все время орешь, постреленок?! – в сердцах воскликнул Трамгель, уронивший от неожиданности рулон ткани, и тут же потребовал: – Будь добр, успокойся и объясни по-человечески.

Радко поспешно отдышался и, стараясь говорить сдержанно, выпалил:

– Перемирие, господин Трамгель. Гномы и эльфы запросили перемирие, они хотят вести переговоры… Правда, здорово?

– Правда, правда, – пробурчал Трамгель, улыбаясь и лихорадочно прокручивая в голове информацию. – Если ты, конечно, по своему обыкновению ничего не напутал.

– Ну вот, скажете тоже, – обиженно протянул мальчик. – Я собственными ушами слышал, как на городской площади глашатай графа объявил, что посланцы короля Торбина и герцога… этого, как его там, Дриэля, кажется…

– Эландриэля, – машинально поправил его Трамгель.

– Да, точно – Эландриэля! – обрадовался Радко. – Так вот, их посланцы запросили пятидневное перемирие для проведения переговоров.

– Переговоров о чем? – спросил Трамгель.

– Не знаю, – растерялся Радко. – Но все вдруг так обрадовались. Это ведь хорошая новость, верно? – спросил он, внезапно обеспокоившись.

– Верно, верно, – успокоил его Трамгель и, порывшись в кармане, вытащил леденец на палочке. – На вот тебе, вроде как награда за хорошую новость.

– Спасибо, господин Трамгель! – воскликнул Радко, поспешно засовывая леденец в рот. – Вы самый лучший хозяин на свете, – сказал он совершенно искренне, восхищенными глазами взирая на своего толстого одноногого хозяина.

– Тьфу на тебя, – смутился Трамгель. – Иди лучше, вместо того чтобы подхалимничать, позазывай клиентов. Вдруг кто и заглянет с радости.

Мальчишка с готовностью кивнул, прокрутился от избытка энергии вокруг себя на одной ноге и бросился на улицу. А через мгновение его звонкий голос наполнил жизнью притихшую с приходом войны торговую улицу:

– Ткани, ткани, лучшие ткани в мире в лавке купца Трамгеля! Лучшего купца нашего города! Лучшие ткани в лавке лучшего купца, не проходите мимо!

Трамгель покачал головой и развел руками, дескать, что еще ждать от мальчишки, распираемого восторгом. Старая Хейтель, выглянувшая на шум из кухни, улыбнулась ему и спросила:

– Куры почти готовы, хозяин, прикажете подавать?

Трамгель вдохнул аромат, распространившийся по лавке из кухни, и мечтательно зажмурился:

– Жареные куры с печеной картошкой и свежей зеленью?

– Угу, – кивнула Хейтель и добавила: – А еще горячие лепешки с тмином и молодое честерское вино, привезенное за три дня до осады. Специально для птицы его сохранила, – не удержалась от хвастовства старуха.

– Ах, как хорошо все это звучит… – протянул толстяк, покачивая головой в такт одному ему слышимой мелодии живота.

– Ох ты ж, старость не радость, – неожиданно спохватилась старуха, – чуть не забыла. Еще яблоки будут. Старуха Ималья утром принесла, ваши любимые, рэтклифские золотые.

– Ну надо же, еще и яблоки будут! – обрадовался Трамгель, и никто в мире не смог бы заметить в его голосе испытываемую им тревогу. – Хороший сегодня день, Хейтель. Душный, но хороший.

– Это верно, – поддакнула старуха и снова спросила: – Так что, подавать обед или как?

– Подавать, – решительно сказал Трамгель, – но не сейчас, а минут через двадцать. Необходимо еще кое-что подсчитать.

– Ну что ж, через двадцать так через двадцать. Я за это время как раз сливки успею взбить. Для десерта.

– Ох, старая, – Трамгель шутливо погрозил ей пальцем, – доведешь ты меня до смерти через обжорство. Ох доведешь.

И, улыбаясь, пошел вверх по лестнице в свой кабинет. А старая Хейтель, шутливо отмахнувшись от слов хозяина, скрылась на кухне, бормоча себе под нос, что от хорошей еды еще никто не умирал, а ежели кто все ж таки и умер, так тому человеку только позавидовать остается, ибо смерть эта приятная и завидная.