– Да ну, что там делать? – отмахнулся старик. – Еще заметит кто. Давай лучше здесь спрячемся.
Ополченец неуверенно нахмурился. Старик порылся в складках своей одежды и выудил видавшую виды оловянную фляжку.
– А чтобы скучно не было, мы тут слегка пображничаем, – подначивал он ополченца, покачивая фляжкой.
Хмельное содержание фляжки весело булькнуло, и это решило дело.
– Ну хорошо, давай посидим здесь, – сдался ополченец. Откручивая с фляжки крышку, он тем не менее не преминул заметить: – Вообще-то трактирщик предупреждал, чтобы до окончания сегодняшнего дела мы к выпивке не притрагивались. Говорил, что ежели ослушаемся, то будет худо.
– Да ладно, – пренебрежительно фыркнул старик. – Это он для тех грозился, кому сегодня ворота штурмовать. А наше с тобой дело маленькое, подожжем башенку и деру. Затея нехитрая, такому делу пара капель не помеха. Впрочем, если ты не хочешь… – Он сделал вид, что собирается забрать фляжку.
– Но-но! – воскликнул ополченец, отталкивая его руку. – Это я просто тебе напоминаю, вдруг ты чего подзабыл, а пара капель и впрямь делу не помеха.
Он приложился к фляжке, наполненной доверху дешевым вином, и, сделав несколько больших глотков, с удовлетворением выдохнул:
– Эх, отрава, конечно, зато весьма к месту. А то что-то неспокойно мне, дед.
– Да какой я тебе еще дед?! – огрызнулся старик, забирая у него фляжку и в свою очередь «причащаясь». – Мне еще жить да жить. У меня, может, жизнь только с сегодняшнего дня по-настоящему-то и начнется.
– Ладно, ладно, не лайся, – успокаивающе сказал молодой, не желая ссориться.
Некоторое время на колокольне царила тишина, прерываемая лишь негромким бульканьем. Иногда ветер тревожил старый колокол наверху, и тот слегка покачивался, натужно скрипя при этом.
Первым не выдержал старик. Пересев ближе к ополченцу, он возбужденно зашептал:
– Слышь, паря, у меня тут мысля появилась. Вот подожжем мы эту хреновину, на совесть подожжем, чтобы там, где надо, увидели. И считай, на этом наше с тобой дело сделано. На хрена нам потом к воротам-то ломиться?
– Ну как это? – удивился ополченец. – Трактирщик же ясно сказал: как сделаете дело, так сразу же идите к южным воротам и присоединяйтесь к остальным.
– Вот-вот, – ухмыльнулся старик. – А на воротах-то к этому времени будет ох как жарко. Стража спохватится да в копья ударит, и рыцари к тому же от графского дворца вмиг примчатся, а с той стороны эльфы навалятся. Такая буча начнется, что мама не горюй. А нам с тобой особенно стремно будет – либо стража с рыцарями нас завалит, либо эльфы по ошибке проткнут. Меж двух огней окажемся, паря. И я вот тебя еще раз спросить хочу: на хрена нам это с тобой надо? Давай лучше дело сделаем, подожжем здесь все да схоронимся. У меня недалеко местечко припасено, в жисть никто не найдет. А когда все утихнет, спокойно так вылезем и к первому же эльфийскому патрулю с чистой совестью. Дескать, так и так, мы ребята свои, отведите-ка нас в свою тайную полицию и найдите-ка поскорей трактирщика. После чего останется только получить заслуженную награду, и никакого тебе, к черту лысому, риска. Ладно я придумал?
– Ну да, – хмыкнул молодой, – а трактирщик что, дурной, что ли? Он нас сразу за жабры возьмет и спросит, где были и почему к воротам не подошли, как велено было.
– Да ладно, – отмахнулся старик, – что мы, соврать, что ли, не сможем? Придумаем всякого, еще и героями станем. Дескать, нелегко было башню жечь, охрана там подскочила либо еще чего. Мало ли чего там могло случиться.
Молодой задумался; мысль, высказанная стариком, и впрямь стала казаться ему весьма дельной. Но тут же он вспомнил о своей зазнобе и понял, что к тому времени, когда они со стариком вылезут из убежища, с «любовью» его будет уже покончено. В лучшем случае станет чьей-нибудь рабыней, в худшем – натешатся да прирежут, чтобы не возиться. Нет, такое развитие событий было ему не по душе.
– Ишь чего удумал, – нахмурившись, накинулся он на старика. – Хочешь все по-своему переиначить? Трактирщика за дурака держишь? Он же раскусит эту твою уловку в два счета и без награды оставит не только тебя, но и меня в придачу. Нет уж, трактирщика обманывать опасно и хлопотно. Я в таком деле тебе не подмога. Лучше уж у ворот рисковать. А начнешь хвостом вилять, так я тебя… – Молодой зловеще взмахнул перед носом у опешившего старика боевым ножом.
– Ты чего, чего? – попятился старик, выставив перед собой ладони. – Не хочешь, так и скажи. Чего ножом-то сразу махать? Я же предложил только…
– А того, – расправил молодой плечи, – хочешь разбогатеть, так делай, что сказано. А то ни денег тебе не будет, ни новой жизни. Понял?
– Понял, понял, – испуганно закивал старик.
– Вот так-то. – Молодой собой даже загордился, вот он какой честный, оказывается, в отличие от своего подряхлевшего напарника. – А у ворот к тому же, – сказал он с важностью, – нам с тобой рисковать и в самом деле не обязательно. Спрячемся в сторонке да подождем, пока наша не одолеет. А после сразу к трактирщику и кинемся, у него даже мыслей никаких не возникнет.
– И то дело, – заискивающе улыбнулся старик, поняв, что взбучки не будет.
Солдаты вели себя почти беспечно. Охранять южные ворота изнутри казалось им делом нетрудным и ленивым. Большинство бойцов расстегнули завязки на броне, сняли с головы опостылевшие шлемы и сложили свои копья шалашиком, оставив при себе лишь кинжалы да топоры. Мирно потрескивал разложенный ими костер, над которым весело булькала в котелке уха. В полк, охранявший южную сторону, набирали в основном рыбаков, и поймать прямо с городской стены рыбку на ужин не было для них чем-то невозможным.